Моника, размышляла она некоторое время спустя, когда они медленно шли берегом озера, знает много больше, чем я; неудивительно, что в ней есть что-то от сфинкса. Утро в ее обществе прошло вполне мило. Но ее удивила настойчивость, с какой Моника звала в кафе выпить кофе с пирожными.

— Скоро ленч, — возразила она. Моника метнула в ее сторону косой взгляд.

— Да бросьте вы, — умоляюще сказала она. — Сегодня воскресенье. А их вечная рыба у меня уже в горле стоит.

Наблюдая за тем, как Моника решительно всаживает вилку в эклер, Эдит не без смирения думала, что из нее плохой судья человеческой природы. Она умела придумывать персонажей, но не умела проникать в характеры живых людей. Для постижения жизни ей был необходим толкователь. А женщина эта приятная, в самом деле приятная. Хотя и со склонностью, как она убедилась, вызывать трения. Мсье Юбер нахмурился, увидев, что она свернула по направлению к кафе, увлекая за собой Эдит.

— В ком я никак не могу разобраться, — пристыженно сказала Эдит, когда Моника, откинувшись на спинку стула, жадно затянулась очередной сигаретой, — так это в Дженнифер.

Из красивых продолговатых глаз Моники исчезло всякое выражение.

— Дженнифер, — протянула она. Помолчала. — Дженнифер, уверяю вас, особа совершенно прямолинейная.

Эдит посмотрела на часы, увидела, что времени почти час, и решительно заявила:

— Нужно идти.

Моника скривилась в привычной гримасе унылого упрямства. Только, ради бога, без сцен, подумала Эдит.

— Идемте. — Она протянула руку к Монике, которая застыла, ссутулившись. — Вы куда красивее, когда улыбаетесь. А день такой дивный. Не хотите же вы, чтобы я возвращалась одна?

С видимой неохотой Моника позволила довести себя до дверей; слабая улыбка так и завяла у нее на губах, не проклюнувшись. Тут какая-то тайна, подумала Эдит.

Вернувшись в отель «У озера», они застали на веранде миссис Пьюси и Дженнифер в обществе все того же мужчины. Теперь на нем была панама. На столике покоилась в ведерке со льдом бутылка шампанского.

— Вот и она! — мелодичным голосом воскликнула миссис Пьюси. — Присоединяйтесь к нам, дорогая моя. Мы вас обыскались.

Проигнорированная Моника поджала губы, нацепила очки и с презрительной миной рухнула в шезлонг.

Эдит замялась — из солидарности с новой знакомой, — но ее спасли появившиеся в дверях официанты с перекинутыми через руки салфетками. Увидев их, миссис Пьюси (она и в самом деле была в белом) все свое внимание сосредоточила на поэтапном восста-вании из кресла. Мужчина в панаме подставил ей руку, и они проследовали в столовую. Дженнифер несла материнский жакет.

— Идемте, Моника, — пригласила Дженнифер. Но Моника капризно надула губы, вяло махнула рукой, взяла и заснула.

День стоял все такой же мягкий и золотой. Краса этого совершенного дня снова выманила их всех на веранду, где Эдит, которой Моника явила каменный профиль и крепко закрытые глаза, присоединилась к миссис и мисс Пьюси и мужчине в панаме — его представили ей как мистера Невилла. Час прошел в молчании — мистер Невилл разжился из таинственного источника английскими воскресными газетами и любезно пустил их по кругу. Но миссис Пьюси, рассеянно перелистав страницы приложений с цветными фотографиями, вздохнула и сказала:

— Как скверен мир. Алчность и погоня за удовольствиями. Доступный секс. И никакого вкуса, ни малейшего. Милая, сбегай наверх, принеси мою книжку. Да, — продолжала она вопреки вежливым, однако настойчивым усилиям Эдит и мистера Невилла вернуться к чтению, — боюсь, я романтическая натура. — Сделав это заявление, она одарила их улыбкой, и им волей-неволей пришлось отложить «Тайме», «Санди тайме» и «Санди телеграф». — Во мне, видите ли, с детства воспитали веру в истинные ценности. — Ну, поехали, подумала Эдит, подавляя зевоту. — Для меня любовь означает супружество, — гнула свое миссис Пьюси. — Романтика и ухаживание идут рука об руку. Женщина обязана уметь заставить мужчину боготворить ее. — Мистер Невилл вежливо склонил голову в знак внимания к этому утверждению. — Что ж, мне, возможно, повезло, — добавила миссис Пьюси со смешком и, скосив вниз глаза, поправила бант на шелковой блузке. — Муж меня боготворил. Спасибо, милая, — сказала она, принимая из рук Дженнифер книжку с перекошенным в духе модерна профилем на бумажной обложке. — Вот какие романы мне нравятся, — продолжала она. Способна одновременно говорить и читать, отметила Эдит.

— «Солнце полуночи», — серьезно произнес мистер Невилл. — Ванесса Уайльд. Не знаю этой писательницы, — сказал он, обращаясь к профилю Эдит, которая отрешенно глядела на озеро.

— Хотя этот, по-моему, у нее не из лучших, — обронила миссис Пьюси.

Эдит ощутила боль уязвленного автора. А я этим романом как раз осталась довольна, подумала она. Тем летом Дэвид отдыхал в Греции, вспомнилось ей, валялся, нервничая, на пляже рядом с женой. Я считала, что он великолепно проводит время, и писала по десять часов в сутки, лишь бы не думать о нем. Тогда я собой немного гордилась. Уже целых три года прошло.

Она побледнела, ее взор заволокла дымка воспоминаний («Тебе нужны очки, Эдит!» — талдычила ей Пенелопа). Мистер Невилл подался вперед.

— После того как я распоряжусь насчет чая для этих дам, — сказал он, — не согласились бы вы немного прогуляться? Грех терять такой прекрасный день. Другой такой же нам вряд ли выпадет.

Эдит медлила с ответом.

— Да-да, прогуляйтесь, дорогая моя, — молвила миссис Пьюси, подчеркивая отстраненностью тона, сколь поглощена чтением.

— Надеюсь, увидимся после ужина.

Как много всего за один день, думала Эдит, когда они, оставив позади городок, медленно шли вдоль берега. Она была благодарна спутнику за молчанье. Замок, отталкивающий своей мрачностью и суровостью, уравновешивающий своим силуэтом ослепительный блеск воды, стоял на вдвинутом в озеро клочке земли, словно предел дальнейшему наступлению суши. Скоро он должен был застить солнце, а его разом потемневшая глыба накрыть их своей тенью. Они непроизвольно остановились, не желая присутствовать при сем ритуальном затмении, и, обратившись лицом к озеру, оперлись локтями о парапет. День незаметно терял свои краски, небесная голубизна бледнела в этот промежуточный час перед приходом сумерек. Эдит охватила печаль, наступающая с приближением вечера. Ее спутник посмотрел на нее и предложил:

— Давайте присядем.

Он подвел ее к каменной скамье. Сел, скрестил изящные лодыжки и испросил разрешения закурить короткую сигару.

— Итак, миссис Вулф, — произнес он, — мне кажется, нас представили друг другу не лучшим образом. — И спокойно добавил: — Филип Невилл.

Эдит наградила его внимательным взглядом и только теперь отметила, что его внешность не сводится к лодыжкам и профилю, каковым он, как правило, к ней поворачивался, уделяя все свое внимание миссис Пьюси.